Спектакль «Гамлет»

Спектакль в реальном пространстве

Драматург: Уильям Шекспир.
Постановка Евгении Беркович (г. Москва).

В роли Гамлета Сергей Зайкин.

Рецензия на спектакль корреспондента отдела культуры «РР» Елены Смородиновой:

"Текст про «Гамлета», которого Женя Беркович, ученица Кирилла Серебренникова, поставила в Свердловской драме, можно было бы начать с рассказа про остроумное и точное решения превратить в игровое пространство фойе

В пятницу вечером два десятка людей сидят в московских Боярских палатах и под чай и плюшки на полном серьезе пытаются понять что-то про людей из далекого 1968 года, снятых братьями Мэйзлс на черно-белую пленку.

Несколькими днями ранее — полсотни (если не больше) людей под те же плюшки и чай пытались найти ответы на еще более экзотические вопросы вроде того, почему сегодня появляются немые «Три сестры», каким может быть Гамлет и для кого театральные критики пишут.

Монументально-советское, с балконом наверху и портретами на стенах, оно будет разделено на несколько зон, где герои могут существовать синхронно. Справа – старый компьютер, слева – нары, вызывающие ассоциации со спектаклем «Клаустрофобия» знаменитого уральца Николая Коляды, по центру – «пионерские» матрасы, где-то в углу – телевизор, бубнящий сериалами.

За всем этим Эльсинором зрители будут наблюдать сверху, выглядывая поверх и через решетки балконных перилл - те, кто знает, как ставить «Гамлета» (играть в футбол, лечить людей – нужное подчеркнуть) в соответствующем их знаниям положению.

Продолжить стоило комплиментом актерскому ансамблю, мужественно превращающему энергию сопротивления (а в зале непременно окажутся те, каким должен быть «Гамлет»)
в какую-то другую энергию, заставляющую зрителей сначала вздыхать, а потом – подключаться к происходящему. И уже принимать – исступленно-безнадежно мажущую аккорды «Нирваны» Офелию, Клавдия в лиловой рубахе из-под пиджака (правда, не малинового), медитирующего Полония, хипстеров Розенкранца и Гильденстерна. И Гамлета – красавца-брюнета и с длиннющими ресницами, в котором откровенный эротизм сочетается с тотальной беззащитностью.

И если по-гамбургскому, то начинать надо было, конечно, с этого самого Гамлета, который, выходя, на прямой контакт со зрителем выясняет, что весь зал не помнит, а что там за этим самым «Быть или не быть». Этот Гамлет, как и полагает мода, старается быть циничным и рассудительным – настолько, что советуя Офелии отправиться в монастырь, не забудет о презервативах, но оказывается практически ребенком, попытавшимся решить с детским (или все-таки взрослым?) пистолетиком в руках – так быть или не быть? Но рассказ об этом Гамлете, который носит конверсы, который может даже пальнуть из пистолетика, а потом удивиться, что пистолетик был заряжен, так и норовит скатиться к политике и пессимизму. А все из-за того, что на ум приходит другой Гамлет – тот, которым болело время. У того Гамлета была гитара, а его голос оказывался сильнее застойного морока. У сегодняшнего Гамлета в арсенале только глаза с длиннющими ресницами. Остается только смотреть сверху на то, как в финале эти глаза закроют, и надеяться, что окружающий Эльсинор рассосется как-нибудь сам".